Продолжу коллекцию свидетельств о первых месяцах Отечественной войны 1914 года. Вот как Е.А. Никольский, офицер с послужным списком, увидел начало Первой мировой. Он уже свое отслужил. Служил на Дальнем Востоке, одно время был прикомандирован к Генеральному штабу, где стремился не допустить покупку Японией военного корабля у Германии и его отправку на грядущий театр военных действий (на Русско-японскую войну 1904-1905 годов). 1914 год пришелся на относительно зрелые годы мемуариста. Войну он начал не в окопах, а начальником службы, занимающейся эвакуацией населения из прифронтовой полосы. Несмотря на такой невоенный статус, Е.А. Никольский всё же немало всякого увидел. От его опытного взгляда не ушли ключевые характерные черты начала войны. В частности разграбление нашими солдатами богатых усадеб, причем, не только принадлежавших немцам. «…Мне сообщили, что все мое имущество разграблено и уничтожено», — пишет Е.А. Никольский в своих мемуарах. Впрочем, сами почитайте, в подлиннике:

«Начало войны застало меня в городе Козеннцы Радомской губернии, где я был уездным комиссаром по крестьянским делам. В ночь на 18 июля 1914 года уездным начальником была получена телеграмма за подписью трех министров — военного, внутренних дел и иностранных дел — следующего содержания: «Германия объявила нам войну. Первый день мобилизации 19 июля».

По мобилизационному расписанию я должен был немедленно с уездным воинским присутствием отправиться в крепость Иван-город, где уже 19 июля начать прием запасных, а после окончания приема немедленно отбыть в Петербург в земский отдел Министерства внутренних дел.

Поезда были переполнены, багаж не принимался. Поэтому пришлось решительно все вещи оставить у одного помещика, а самому с семьей ехать в Петербург, взяв с собой только ручную кладь.

Как известно, немцы и австрийцы очень энергично повели наступление и очень быстро дошли до крепости Ивангород, но в конце сентября были отбиты и отступили, будучи отброшены нашей армией, перешедшей в наступление.

1 октября я получил от земского отдела предписание отправиться к месту моего служения и одновременно предложение от графа Бобринского, генерал-губернатора Галиции, быть помощником градоначальника города Львова только что занятого нашими войсками.

Я решил проехать во Львов, ознакомиться с положением дел и уже на месте решить, принять эту должность или нет. Выехав не-медленно, я оказался в Львове на третий день. Я пошел к градоначальнику полковнику Скалону, поговорил с ним, посвятил день на ознакомление и решил, что предлагаемая должность мне не подходит. Я зашел к графу Бобринскому поблагодарить его за предложение и в тот же день ночью выехал в город Козеницы.

Уездный город Козеницы расположен в тридцати верстах от города Радома. В газетах еще в Петербурге я прочел, что город Радом подвергся германскому обстрелу и весь сожжен. На самом же деле я с удивлением увидел, что разрушено было лишь несколько станционных сооружений, немного пострадало от пожара зда-

[198]

ние вокзала. В самом городе не было ни одного пожара, не было повреждено ни одного здания.

К Козеницам было проложено прекрасное шоссе, проходящее через знаменитый Козеницкий лес, принадлежащий российской казне, а ранее — польской короне. Железной дороги не было. Она была проложена только глубокой осенью 1914 года от крепости Ивангород до Козениц, где заканчивалась простым разъездом.

Отъехав от Радома на несколько верст, я отметил, что дорога пошла лесом. Было видно, что здесь недавно проходили бои. Встречались брошенные военные повозки различного типа — германские, австрийские и наши. Выделялись наскоро устроенные окопы, свежие могилы — отдельные и групповые. Временами ощущался порядочный трупный запах, шедший из дебрей леса — там оставались непогребенными останки как наших, так и неприятельских воинов.

По приезде в Козеницы мне тотчас же сообщили, что все мое имущество разграблено и уничтожено. Оказалось, что германцы, занимавшие Козеницы и его окрестности, ничего нигде не тронули. Но когда на их место пришли русские войска, то имущество многих жителей подверглось разграблению и уничтожению. К моему несчастью, ограблению подверглось и имущество помещика, у которого находились мои вещи. Все мое имущество до последней ниточки было либо ограблено, либо варварски, бессмысленно уничтожено. Таким образом, уже с первого дня войны я потерял все свое движимое имущество, не исключая самых необходимых вещей, как, например, белье и платье.

Нам, уездным комиссарам, было поручено правительством оказывать продовольственную помощь своему уезду, поскольку многие жители — как помещики, так и крестьяне — оказались без пищевых запасов. Пожаром и обстрелами было совершенно уничтожено несколько селений и посадов с населением свыше 1000 жителей. Много было взято у них по реквизиционным квитанциям, однако несравненно большее количество было просто разграблено после прохода армий .

Мне пришлось, обследуя положение жителей, в короткое время объехать весь Козеницкий уезд. Во многих местах встречал я редко торчащие одинокие печные трубы и обращенные в груды

[199]

еще дымящиеся развалины совершенно разрушенных каменных построек — все, что осталось от больших в пять-десять тысяч жителей населенных пунктов. Жителей не было видно, если не считать редких, сиротливо бродивших домашних животных.

У некоторых владельцев имений, живших в стороне от путей войск, еще остались запасы продовольствия. Мне были отпущены необходимые денежные средства, и я стал скупать имеющиеся в уезде запасы и передавать продовольствие неимущим, как владельцам имений, так и крестьянам.

Но так как эти запасы были невелики, то, по моему требованию, в мое распоряжение присылали из центра России маршрутными поездами хлеб всех сортов.

В продолжение всей зимы 1914/15 года и до июня 1915 года — то есть до момента нашей эвакуации из Радомской губернии — я снабжал весь уезд продовольствием настолько обильно, что все, кто сколько-нибудь действительно нуждались, немедленно получали необходимый им хлеб.

В данном случае и наше правительство, и подчиненные ему органы управления при исполнении своего долга оказались на высоте. За исключением совершенно разрушенных местностей, население в большинстве своем не пострадало, а благосостояние многих селений даже заметно улучшилось. Этому способствовала выдача семьям призванных на войну пайка, составлявшего иногда более 100 рублей на одну семью. Паек выдавался на два месяца вперед, и многосемейные получали настолько большие суммы, что могли покупать добавочный скот и, вообще, усовершенствовать свое хозяйство.

Козеницкий уезд несравненно более других местностей пострадал от наступающих неприятельских армий — бои происходили в районе крепости Ивангород, большая часть которой располагалась на территории этого уезда. Другие уезды Радомской губернии были задеты гораздо менее.

Мне пришлось объезжать уезд через несколько дней после оставления его неприятелем. Как ни тяжело это для меня, русского, я должен засвидетельствовать, что германцы и австрийцы вели себя несравненно более дисциплинированно, нежели наши войска. Я ни разу нигде не слышал обид на неприятеля и жалоб на грабежи с их стороны. С нашими войсками все было иначе. Особенно в этом отношении отличались санитарные части и обозы, которые, подходя к имениям, забирали все, что хотели, и грузили на свои по-

[200]

возки. Далее, подходя к более богатому пункту или имению, они бросали награбленное ранее и нагружали в повозки более ценное имущество».

Здесь цитируется по кн.: Никольский Е.А. Записки о прошлом. Сост. и подгот. текста Д.Г. Браунса. М., Русский путь, 2007. с. 198-200.