Как и всякий психически нормальный человек, я замечал за собой странности… странности хотя бы такого рода: боковым зрением вижу за большим окном на одиннадцатом этаже полёт голубя (или это ворона была – неважно), который прочерчивает дугу из одного угла окна в противоположный и вверх, а глаз словно бы видит траекторию его полета дальше… за пределами окна, там, где бетонная стена не позволила бы увидеть птицу физически. И я понимаю, что глаз не видел продолжения полета, а это мозг сам – на бессознательном уровне – продолжил, продлил так сказать общую тенденцию. Невидимая траектория не была точной окружностью, а такой же неровной кривой линией, которую прежде обычно рисовали при помощи лекала (кто-то помнит такой инструмент?).
А порой бывает иначе, наоборот: глаз видит перед собой некий предмет, который как бы давит на мозг и заставляет его – на бессознательном же уровне – воспроизводить в мыслях образы, не связанные с обрабатываемой в данный момент информацией, а образы, неестественным образом связавшиеся сами собой с тем предметом, который я просто не успел убрать с глаз долой. Приведу пример.
Работая над специальным проектом своего портала, я раскопал определение такого понятия как «Автономная область» в энциклопедии 1926 года. Я положил на стол перед собой – между монитором и клавиатурой – томик не совсем привычного формата (высокий, как энциклопедии, но узкий как обычные книги). С красным революционным корешком, с темно-серой обложкой, с буквами «БСЭ» в ромбике со звездой (то издание, начатое в 1926 году, тоже называлось «Большой советской энциклопедией», как и привычное многим завсегдатаям читальных залов 70-х – 80-х годов). На титульном листе модным тогда («революционно-пролетарским») шрифтом набраны имена Бухарина, Куйбышева, Степанова-Скворцова, Шмидта и других. Короче говоря, сразу веет духом того времени. И бумага слегка желтоватая. И особенности орфографии (например, «то есть» сокращалось так: «т.-е.»). Еще больше дух времени обнаружился, так сказать, внутри, когда я читал и копировал текст статьи. Она и называлась-то не так, как я выше сказал, а тоже очень по-советски: «Автономная советская социалистическая область».
Обороты речи, какое-то такое советское идейное упрямство чувствуется в каждой фразе. Ну, я скопировал статью, разместил ее во вспомогательном проекте, где уже были на тему автономии другие статьи, в том числе уже из XXI века. Я намеренно составляю в тематических подшивках дефиниции разных десятилетий, чтобы показать понятие в движении и развитии, в изменении. Сначала считали так-то… например, что кибернетика – «реакционная лженаука». Потом мнение смягчилось, затем ещё, затем ещё и ещё, а в прошлогоднем издании даётся совсем иначе.
Так вот, работу с этой дефиницией я закончил – томик с ромбиком «БЭС» захлопнул, отодвинул чуть в сторону – и перешел к другой.
Теперь я занимался другим понятием, причем, брал определение из издания, вышедшего в 1964 году. Мирный, озаренный космическими свершениями 1964-й – никакого сравнения с послереволюционным 1926 годом. Издание тоже весьма советское, заидеологизированное, но не до такой степени. Работаю я так с очередным определением и… как назойливого слепня отгоняю в от себя странное ощущение: лежащая на столе передо мной книга 1926 года как бы наводит на читаемый мной текст 1964 года ту давнюю послереволюционную идеологию. Я мысленно торможу себя, словно бы говорю сам себе: «Да нет же, это не то! Этот-то текст написан почти на сорок лет позже, он другой, более разумный, здравый, спокойный. Острая идеологическая настырность умягчилась хрущевской перестройкой (номер 1). И все равно, пока не убрал томик с красным революционным корешком со стола, не мог я освободиться от назойливой мухи аллюзии с ранними советскими временами.
Вот же какая идеологическая силища закладывалась в проходной в общем-то текст — в любой текст, попадавший в такого рода издание. Большевистская настырность словно каким-то особым гипнотическим излучением и через десятилетия просвечивает.