«Тут уже почти позиции» Или «…И снова началось пьянство»

Бронепоезд мало чем отличался от этого состава

Иосиф Ильин после тяжелого ранения год прослужил начальником транспорта (то есть несколько десятков подвод с солдатами, служащие перевозке фуража и провианта на тех участках фронта, где нет железных дорог) и попросился на настоящую боевую службу. Начальство  определило его в бронепоезд под командование некоего штабс-капитана Харченко. Что за служба началась у Ильина – читайте ниже фрагмент из его дневника:

«Тут уже почти позиции»

Или

«…И снова началось пьянство»

3 января. Полицы

Полицы — маленькая станция среди лесов Волыни. Приехал с этапным поездом. Тут уже почти позиции. За станцией стоит эшелон второй роты, которой командует штабс-капитан Харченко, рядом броневой поезд, дальше идет мост через небольшую речку, которую поезд, собственно, и охраняет, вправо шагах в пятистах расположена на опушке леса батарея.

Явился Харченко. Это толстый рыжий встрепанный человек в совершенно пьяном виде. У него в роте прапорщик Педер из запаса, старый железнодорожник, служивший дежурным по станции Николаевского вокзала в Петербурге. Мне отвели купе, где Александр устроил кровать на диване и мои вещи. С места началось пьянство. Напротив стоит немного сзади передовой отряд Красного Креста, Харченко сейчас же послал за доктором и сестрами, и все принялись спрыскивать вновь прибывшего, то есть меня. Пили всю ночь. Оказывается, Харченко и Педер так проводят все время, так же как и доктор со своими сестрами.

5 января. Полицы

Утром проснулся от орудийной стрельбы — наша батарея ведет редкий огонь. Оказывается, такой обстрел — снарядов десять-пятнадцать в день — бывает ежедневно.

Вагон у нас двухосный 2-го класса, с тремя купе и небольшим салоном, где помещается наша столовая и канцелярия Харченко. Дела буквально никакого. В двенадцать часов начали обедать с выпивкой, потом сели играть в карты, затем пришли доктор и сестры, и снова началось пьянство. Харченко пьет как бочка, встрепан, грязен, от него дурно пахнет, потому что, по моему мнению, он никогда не моется. Нижние чины живут в вагонах-теплушках, один вагон — мастерская.

7 января. Полицы

Сегодня день начался так же, но я ушел осматривать местность. Сплошной лес и лесные болота; вероятно, охота тут чудесная. Наши позиции у Чарторийска, недалеко за мостом, мост иной раз обстреливается австрийцами, но в общем полное затишье. Обедать пришли к докторам.

Одну сестру зовут «Чик», как я узнал, за ее любвеобильность, и она всегда готова на любовь со всяким. Смотрел на нее с некоторым любопытством, и какое-то брезгливое чувство порой подступало. Невысокого роста, с полными красными губами, с помятым лицом, она в общем добрый парень и хороший товарищ. У других сестер тоже, кажется, периодические романы. Харченко со свойственной ему грубостью говорит про отряд «б….к» на колесах. Вообще Харченко напоминает скорее какое-то грязное и скверное животное. Он неразвит, груб, глуп, кричит, постоянно на взводе, но в душе страшный трус и малодушен до последней степени. Педер говорит, что у него запутаны дела, так как он пропивает и проигрывает ротные деньги.

8 января

С утра играем в карты. Из Сарн приехал поручик Кучкин, жених дочери Устимовича, и засели в преферанс. Он привез три ящика подарков, присланных батальону из Харбина: папиросы из магазина Чурина *, коньяк, ром, консервы, слушал рассказы про Харбин и Маньчжурию, про жизнь там наших заамурцев, про сказочную дешевку и пожалел, что мы вообще так мало знаем о России. Стыдно сказать, я даже не имел понятия, где это Харбин.

К обеду собрались все сестры во главе с доктором. Вместо водки пили ром. Педера сестры зовут «Педерастович», причем произносят это слово с ударением и в растяжку. Сам Педер напоминает евнуха: высокий, сухой, немного сгорбленный, с бледным, без кровинки лицом и совершенно лишенным всякой растительности: буквально ни единого волоска ни на черепе, ни на физиономии, и вот имеет у сестер успех.

9 января

Проснулся с дикой головной болью, очевидно от рому, отчасти, может быть, и контузия, потому что буквально не мог поднять головы. Думал о том, что сделал большую ошибку, согласившись на этот дурацкий перевод: тут не жизнь, а кошмар, лучше было ехать в бригаду. Теперь как выбраться отсюда, не знаю.

11 января

Сегодня случилось целое происшествие, чуть-чуть не кончившееся катастрофой. Дело в том, что сюда из Сарн обычно ходит, и то нерегулярно, паровоз, которым управляют солдаты батальона, — другого сообщения нет. Иногда прицепляют вагон, и это называется этапным поездом.

С утра Харченко пил, потом за обедом опять пили, а затем пришли доктора и сестры. Младшему доктору Котленко надо было попасть в Сарны, и он решил ехать с паровозом. Котленко еврей, очень симпатичный человек. Вдруг Харченко заявил:

— Я тебя повезу.

Саша, как все зовут Харченко, со всеми, конечно, на «ты». Он начал хвастать, что лучше его машиниста нету, что он имеет стаж десятки тысяч верст и пр. Одним словом, в семь часов он влез на паровоз и предложил всем нам тоже прокатиться. Педер, сестра Чик и я забрались на паровоз. Я сейчас пишу и в ужасе от того, как вспомню, как мы были глупы, что сели с пьяным Харченко. Он сам взялся за рычаг и пустил паровоз. Паровоз шел задним ходом. Харченко с расстегнутым воротом, с всклокоченной копной рыжих волос высунулся в окно, а правой рукой все нажимал рычаг. Паровоз начал нестись, как бешеный. Профиль пути неровный, с поворотами, минутами казалось, что мы слетим под откос немедленно. Котленко побледнел как полотно, и с ним почти стало дурно. «Чик» храбрилась, а Педер начал ругаться. Тогда Харченко взял наган и хрипло заявил, что он застрелит всякого, кто осмелится вмешиваться. Между тем паровоз все наддавал ходу и мы летели со скоростью, вероятно, семьдесят-восемьдесят верст! Машинист, унтер-офицер, тихонько, когда Харченко отпускал рычаг, слишком высовываясь, отводил его назад, но в ту же минуту Харченко опять нажимал на него. Котленко было почти дурно, а меня разбирала такая злость и страх тоже, что хотелось избить этого дурака. Я вообще решил, что мы погибли, и в мозгу все время мелькала мысль, как это случится и куда я вылечу. По счастью, замелькали огни Сарн, но Харченко и тут ничего не хотел признавать — он пролетел семафор, станцию, и лишь далеко впереди мы все оттащили его и машинист остановил паровоз…

Обратно мы все отказались ехать, и этот тип, видя, что мы можем пойти на скандал, сразу вдруг протрезвел, утихомирился и стал шелковым. Обратно ехали уже ночью, и Харченко сидел и мирно дремал.

Храбрее всех оказалась Чик, она вообще была спокойна, но так как смеялась, то этим скорее подбадривала Харченко — я ее за это выругал.

Примечания

*   «Чурин и К°» — крупная русская торговая фирма, работавшая в конце XIX — начале XX века на Дальнем Востоке и в Маньчжурии.

Скитания русского офицера. Дневник Иосифа Ильина. 1914-1920. М., 2016, с. 144-147.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.