А ведь Хрущев еще намеревался перенести столицу страны из Москвы в Киев…

В 1992 году, в самое что ни на есть русское безвременье, когда меж номенклатурных тузов полным ходом шла делёжка советского наследия, в либеральствовшем журнале «Новое время» появился этот материал хрущевского зятя Алексея Аджубея. Нетрудно заметить, что материалец этот выдержан автором в чётком идеологическом духе – обелить Хрущева за его предательство и оправдать сам акт волюнтаристского «дарения» Крыма Украине некоторой якобы хозяйственной полезностью и абстрактной общественно-политической необходимостью. Шла в ход и спекуляция на «послевоенной разрухе» (нынешнему поколению 50-летних этой идеологемой с детства плешь проели). Стараясь, объяснить передачу Крыма необходимостью восстановления хозяйства полуострова, Аджубей рисует картину военных разрушений в Крыму, можно подумать, что в других местах было лучше. А ведь сегодня известно, что в Крым в то самое время массово переселялись жители, например, Курской области, действительно превращенной войной в пепелище. Переселенцы прибывали в Крым с Волги, из северных русских областей, то есть вообще их тыловых районов страны! Оставим образ «разрухи» на совести Аджубея (и вспомним кстати профессора Преображенского из «Собачьего сердца»).

Рассказанная Аджубеем история полна «роялями в кустах» (нечаянно набрели на самолёт – решили вдруг лететь на нем в Киев). Из того же сказочного разряда и процитированная (или выдуманная Аджубеем?) фраза Хрущева: «Там южане нужны, кто любят садочки, кукурузу, а не картошку»… Перевожу на общепонятный язык: переселенцы из России для Крыма не пригодятся, нужны переселенцы с Украины.

Обращаю внимание еще на одну мысль автора с претензией на морализаторство: «Да и кто из нас думал тогда, что спустя тридцать восемь лет возникнет спор о стародавнем решении, что политические страсти уведут так далеко от здравого смысла?» Это про принадлежность Крыма. Надо же! Англия с Францией еще в середине XIX столетия войну разожгли, чтобы овладеть Крымом, а для Аджубея удивительно, что за страсти такие… далекие от здравого смысла. А я полагаю, что англичане не дурнее Аджубея были, когда на крымский каравай рот раскрывали. А в годы второй мировой войны Гитлер – в условиях дефицита всех ресурсов у воевавшей со всем миром Германии – выделил немалые средства на археологические раскопки в Крыму, чтобы обосновать «истину», что готы (германцы) жили в Крыму всегда (как основание для заселения полуострова немцами из Северной Италии). Какой глупый Гитлер!

Чем подробнее знакомишься с деяниями Хрущева, тем больше приходишь к убеждению, что он был клиническим идиотом, а некто из его окружения подсовывал ему предательские по своему характеру решения. Похоже, что я не одинок в таком убеждении. А редакционная фраза о том, что «вряд ли Хрущев мог предположить», вероятно ныне должна читаться так: «был он такой дурак, что не ведал, что творит». Но ведь кто-то в окружении Хрущева отлично знал, что и зачем творится. Имена, тех, кто передачу Крыма готовил и обеспечивал, следует выяснить. Одно из тех имен мы теперь знаем – Алексей Аджубей.

Впрочем, сами прочитайте его текст:

Алексей Аджубей

Как Хрущев Крым Украине отдал

Воспоминания на заданную тему

Вряд ли Хрущев мог предположить, что передача Крыма Украине, которую он преподносил как великий акт, скрепляющий навеки дружбу русского и украинского народов, станет сорок лет спустя камнем преткновения в отношениях между Россией и Украиной

В октябре 1953 года, сразу после пленума ЦК, на котором Хрущева избрали первым секретарем, он уехал отдыхать в Крым. Никаких правительственных дач тогда в Крыму не было, Сталин предпочитал Кавказ и там строились многочисленные «особые объекты» для приема вождя или тех, кому он повелевал прибыть в гости. Семья Хрущевых расположилась в Воронцовском дворце, помпезном здании на самом берегу моря. Для меня это было второе «вселение» в графские хоромы: дело в том, что в Москве я долго жил на Воронцовской улице и тоже в доме графа.

Отдыхал Хрущев своеобразно. Несколько дней, мучаясь, бродил по аллеям парка, уходил на прогулки по царской тропе, подолгу сидел на берегу моря — непрерывно читал документы. Плавать Хрущев не умел, в море «болтался» на надутой автомобильной шине, пугался даже небольшого волнения. Потом все это ему надоедало и он придумывал какое-то иное занятие. Вот и на этот раз утром после завтрака сказал, что поедет на пару дней на плато посмотреть степной Крым, который практически не знал. Рада и я тоже напросились в дорогу.

Надо сказать, что путешествие по крымским серпантинам в ту пору доставляло мало радости. Разбитый асфальт, многочисленные объезды, моторы у старых ЗИМов перегревались, часто перед тем как форсировать мостики, пропускали вперед «хвостовую» машину с охраной, а затем тащились через серо-желтые облака поднятой колесами пыли.

Тому, кто знает современный Крым, троллейбусную ветку от Симферополя до Ялты, спрямленное многополосное шоссе, трудно представить себе, в каком запустении был тогда Крым. Не только дороги удручали Хрущева. Кое-как еще теплилась жизнь у кромки моря в прибрежных курортных поселках, а чуть выше, ближе к Ай-Петринскому перевалу и сразу за ним, где природа беднее, не скрашивает субтропическим колером окрестности, картины навевали уныние.

За перевалом Хрущева встречали местные руководители. Секретарь обкома партии Козлов (однофамилец будущего секретаря ЦК Фрола Козлова) и молодой предисполкома Полянский. Они отвечали на вопросы Хрущева. Часто он очень сердился. Спрашивал у секретаря обкома: «Что это там за строения?» Тот не задумывался: «Птицефабрика, товарищ Хрущев». Хрущев смачно вдыхал воздух и аж подскакивал: «Как вы можете такое городить?! Вы не отличаете запахов свинарника от птицефермы! Как вы руководите областью?»

Своего патрона выручал Полянский. Все, что попадалось в поле зрения Хрущева, он знал точно, его ответы нравились своей доскональностью. Уже в дороге Хрущева нагнал Маленков. Когда руководители области распрощались, Никита Сергеевич выговаривал Маленкову: «Вот кого надо выдвигать, Егор, а болтунов на пенсию, иначе пропадем».

Так Полянский, сам того не ведая, сделал карьеру за время поездки по Крыму. Вскоре он стал секретарем Краснодарского крайкома, весьма престижного в партии.

Мне особенно запомнился проезд через Бахчисарай. Дворец, оказавшийся каменной развалиной, пустовал. Знаменитый фонтан слез, воспетый Пушкиным, покрылся глинистой коростой. Фонтанные чашечки высохли, не капали в них бриллиантовые струйки воды, не хватало сил даже на плач.

Здесь на плато все еще дышало страшной войной. Вдоль дорог разбитые танки и артиллерийские орудия и повсюду, до горизонта, серые каменные обелиски, воздвигнутые военными строителями в память о своих павших собратьях. И земля тоже высохла и заросла жесткой щетиной сорных трав. Пустовали поселки, татарские аулы. Их хозяева, отосланные злой волей Сталина в далекие холодные края, потеряли всякую надежду на возвращение. Силюсь вспомнить: думал ли я тогда о татарском геноциде, и должен честно признаться — нет, не думал. Мы тогда еще об очень многом не знали, и наш оптимизм держался на неведении.

Эти мои заметки — на заданную себе самому тему. Не случись всего, что происходит сейчас с «крымской проблемой», в них, пожалуй, не было бы нужды. Не ставлю перед собой задачи как-то оправдать давнее решение о передаче Крыма под украинскую руку, просто хочу рассказать, что явилось толчком в развитии событий.

Стоит сказать, что в 1953-м Хрущев далеко еще не был полновластным хозяином положения. В Москве властвовали самые близкие Сталину люди — Маленков, Председатель Совета Министров и глава Президиума ЦК, его первый заместитель Молотов, а рядом такие, как Ворошилов, Каганович, Булганин. Провинциалу Хрущеву после смерти Сталина отводилась далеко не первая роль. Он шел к власти с упорством и динамизмом, свойственными сильным натурам. На его стороне было, безусловно, лучшее знание жизни, презрение к сидению в кремлевских кабинетах.

Крымская поездка Хрущева из этого разряда самоутверждения. Уже на сентябрьском пленуме ЦК 1953 года он обвинил Маленкова во лжи. На XIX съезде партии Маленков заявил, что хлебная проблема в стране решена, а, когда вождь умер, оказалось, что наши зерновые запасы равны нулю и народ практически нечем кормить. Немало других столкновений происходило у Хрущева со старой сталинской гвардией.

Те первые годы без Сталина полнились большой тревогой и ожиданием перемен. Не поняв этого, ничего не поймешь о событиях вроде бы проходных, не задевших острого общественного внимания. Передача Крыма Украине из того разряда сугубо деловой текучки. Это теперь она встала перед народами-братьями с взвинченной обостренностью, и суд идет так, будто все произошло вчера, а не там и тогда, и люди, начинавшие движение к переустройству нашего мира, могли встать выше своих политических и человеческих представлений о возможностях.

Увы, человек не волен выбирать дату своего рождения и, хочет он того или нет, ему суждено быть гражданином своего времени, жертвой или героем поколения, к которому он принадлежит по судьбе.

Однако я отвлекся от нашей поездки с Хрущевым осенью 1953 года.

Хрущев не спешил к Симферополю, хотя хозяева настойчиво предлагали передохнуть с дороги. Он сворачивал с большака, на выжженной траве расстилали брезент, перекусывали практически на ходу, как если бы все еще шла война. Больше всего Никиту Сергеевича поразили и расстроили толпы переселенцев, невесть каким образом прослышавших о его поездке.

Молчаливая серая масса людей перегораживала дорогу и так же молча, не расступаясь, ждала, пока машины остановятся. Люди тягостно долго не начинали разговор, давая возможность Хрущеву начать первым. Потом из толпы раздавался один вопрос, второй, третий. О еде, жилищах, помощи. Переселенцы по большей части приехали из России, с Волги, из северных русских областей.

Это я сейчас пишу «приехали», а они кричали «нас пригнали» — привычный стон людей, отчаявшихся обрести надежную судьбу. Из толпы раздавались и вовсе истеричные выкрики: «Картошка здесь не растет, капуста вянет». Или вдруг совсем печальное: «Клопы заели». «Чего же ехали?» — спрашивал Хрущев — и толпа выдыхала: «Обманули»…

После таких встреч в машине наступала тяжелая тишина, Маленков и Хрущев отводили глаза друг от друга, боясь возможной ссоры. Я чувствовал, что Хрущев «кипит» во гневе и вот-вот сорвется, но он либо успокаивался, либо хитрил, прятал гнев в себе, копил на будущее.

Перед вечером, когда задумались о том, где переночевать, Хрущев увидел неподалеку от шоссе маленький военный аэродром и приказал свернуть к нему. На грунтовой полосе одиноко стоял старенький, облезлый «Дуглас». Через несколько секунд, завидев машины, из летнего домика выскочил перепуганный лейтенант, приложил руку к козырьку, но так и не понял, кому и что докладывать. Хрущев расспросил летчика о самолете и к ужасу охраны, сказал, что предлагает лететь в Киев. На предостережение охраны ответил: если молодой человек говорит, что летает на этом самолете и готов перелететь в Киев, к чему волнения?

Спустя несколько часов мы приземлились на городском аэродроме Киева. Там уже ждали высоких гостей: город высыпал на улицы и площади. Приезд Маленкова и Хрущева взбудоражил десятки тысяч людей. Помню, у машины, на которой должны были двинуться гости, оторвали дверцу. Под непрерывные крики приветствий (еще бы — свой первый визит Хрущев, да еще без всякого предупреждения, совершил на близкую его сердцу Украину). Машины наконец двинулись к центру.

Уже поздним вечером в Мариинском дворце собрались киевские руководители. Обед шел весело и шумно.

Как водилось в те времена (а может, и сейчас), угодливые тосты следовали один за другим. Хрущев все возвращался к своей поездке по Крыму и уговаривал украинцев помочь возрождению земли. «Там южане нужны, кто любят садочки, кукурузу, а не картошку», — сетовал он.

Впервые я так близко наблюдал Хрущева среди партийных руководителей. Надо сказать, что он обладал особым даром уговаривать и подхлестывать людей. В нем плотно сидело ценившееся превыше всего качество партийного вожака, умение «глаголом жечь сердца людей». О формальной передаче Крыма под юрисдикцию Украины за столом речи не шло. Видимо, такое предложение еще не получило своего осмысления.

О том, как это происходило формально, позже стало известно из газет.

Ранней весной 1954 года вместе с двумя своими коллегами по «Комсомольской правде» — очеркистом Ильей Котенко и фотокорреспондентом Николаем Драчинским — я разъезжал по украинской земле. Передавал в газету очерки о трехсотлетии воссоединения Украины с Россией. Все, что видели, о чем писали, никак не сопрягалось с неким «даром» Хрущева, а сама эта проблема (кому принадлежит Крым — России или Украине) нас мало волновала. Перечитывая сейчас очерк «На крымской Украине», не нашел в нем ни одной строчки, посвященной этой теме. Да и кто из нас думал тогда, что спустя тридцать восемь лет возникнет спор о стародавнем решении, что политические страсти уведут так далеко от здравого смысла?

Думаю я сейчас: что произошло бы сегодня, исполни Хрущев свое намерение перенести столицу страны из Москвы в Киев? А Хрущев не единожды возвращался к этой теме. Так и говорил: Киев — мать городов русских. Воздух там чище, не понастроено столько глухих стен…

После одной долгой беседы с Яношем Кадаром, который ставил перед Хрущевым вопрос о передаче Венгрии района в Закарпатье, населенного почти на 90 процентов венграми, с соответствующей компенсацией земельными угодьями и материальными расчетами, Хрущев заговорил о необходимости создания третейского суда. Он понимал, что существует немало территориальных проблем внутри страны и вовне, требующих разумной развязки. Он добился мирного решения «пограничной проблемы» между Узбекистаном и Казахстаном (в одном сопредельном районе из-за административных границ узбекские хлопкоробы вынуждены были возить хлопок-сырец на очистительный завод за двести километров от своих полей). В страшном сне не приснилась бы Хрущеву русско-украинская перебранка по Крыму. И вот ведь что показательно. Никто из выясняющих отношения парламентариев не предлагает более логичного и оправданного решения: вернуть Крым татарам, тем, кого Сталин изгнал некогда с родной земли!

Воспроизводится по изд.: «Новое время» №6’92, с. 20-21.