Александр Андрюшкин в одной из своих статей в чём-то весьма справедливо утверждает, что немецкий народ является не совсем нормальным. И это утверждение имеет под собой основания. И помешательство Фридриха Ницше как воплощение на персональном уровне общенационального явления – тоже вполне корректное предположение. Однако между русскими и немцами есть нечто почти неуловимо общее, родственное. И даже в немецком «национальном помешательстве» присутствуют черты, которые мы находим в этнических стереотипах русских, и в русской национальной философии – с той разницей, что эти же черты у русского и выглядят и являются вполне нормальным проявлением. Это проявление – интуиция. А «ненормальность» и нормальность проявления этой черты (точнее, одной из функций психики) определятся, так сказать, соседом, другой основной чертой, с которой интуиция сочетается / не сочетается. У русских второй активной функцией психики (и этнических стереотипов поведения) является чувство (всего Карл Густав Юнг выделял четыре парные функции: чувство с логическим мышлением и интуиция с ощущением). Итак, у русских сочетаются интуиция как ведущая функция с чувством как функцией второстепенной. У немцев же мышление как ведущая функция сочетается с логическим мышлением. И как грибы бывают «условно съедобными», так же и функции психики (и этнических стереотипов поведения) могут быть не вполне совместимыми, что ли…
Для понимания сути этого конфликта функций нужно исследовать в первую очередь самих немцев, в первую очередь философов, занимавшихся изучением интуиции. Среди длинного списка мыслителей назовём Шеллинга. Из описаний его творчества меня привлекла в частности статья:
Гайденко П. П. В философии Шеллинга выделяют несколько периодов (Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983).
Приведу один лишь абзац статьи:
«Одним из центральных становится у Шеллинга понятие интеллектуальной интуиции, родственной эстетической интуиции. В философии тождества Шеллинг рассматривает интеллектуальную интуицию уже не как самосозерцание «Я», как это он делал ранее вслед за Фихте, но в качестве формы самосозерцания абсолюта, предстающего теперь как тождество субъекта и объекта. Это идеалистическое учение Шеллинга наиболее отчётливо развил в диалоге «Бруно, или О божественном и естественном начале вещей» (1802, рус. пер. 1908): будучи тождеством субъективного и объективного, абсолют, по Шеллингу, не есть ни дух, ни природа, а безразличие обоих (подобно точке безразличия полюсов в центре магнита), ничто, содержащее в себе возможность всех вообще определений. Полная развёрнутость, осуществлённость этих потенций — это, по Шеллингу, Вселенная; она есть тождество абсолютного организма и абсолютного произведения искусства. Абсолют в такой же мере рождает Вселенную, в какой и творит её как художник: эманация и творение сливаются здесь в безразличие противоположностей. В этой системе эстетического пантеизма, восходящей в конечном счёте к неоплатонизму, Шеллинг сближается с пантеизмом немецкой мистики (Экхарт)».
Этот абзац, конечно, недостаточен для раскрытия темы, но направление мысли, как нам кажется, он определяет.
